1.1.Идея создания лагерей смерти

Идея о применении оружия массового поражения появилась после разгрома немцев под Москвой. Гитлер отдал приказ рейхсмаршалу Герингу осуществлять секретную подготовку по созданию оружия массового поражения, в том числе бактериологического. Подготовка началась, и чем большие неудачи терпела гитлеровская Германия в противостоянии с СССР, тем все больше фюрер торопил ученых-физиков и химиков изготовить сверхмощную бомбу и создать новейшие средства для бактериологического нападения. Деятельность врачей-микробиологов курировал шеф всех немецких врачей Блюменталь - профессор, талантливый ученый. В его распоряжение были предоставлены лучшие ученые-медики. Среди них - молодой, подающий большие надежды врач Ганс Штаркер – «русский» немец. Родился в России. Учился и работал в Берлине. В 1934 году вместе с семьей возвратился в Германию. Место для проведения опытных исследований к тому времени находилось на территории Польши, под Познанью. Немногим позднее Ганс Штаркер был заброшен самолетом в тыл советских войск.
К середине августа 1943 года, когда войска Юго-Западного и Южного фронтов продолжали успешно развивать наступление, стремясь изгнать фашистские полчища из Донбасса и южных областей Левобережной Украины, началось осуществление плана по распылению жидкой рецептуры лихорадки «Ку» над лагерем «Лиман», заполненным русскими военнопленными.
Из пояснений рейхсарцтефюрера профессора Блюменталя своему помощнику профессору Гейману:
«Не за горами дни, дорогой коллега, когда мы получим культуру чумных возбудителей в огромнейших количествах. Передача чумы воздушным путем вернее. Притом будет вызвана легочная форма чумы - очень страшная форма заболевания. Да и масштабы! Мы уже получаем такие агрессивные виды бактерий, каких нет в природе. Они идеальны для целей бактериологической войны. Нужно создать такие условия, при которых каждый стакан выпитой воды, каждый кубический метр вдыхаемого воздуха непременно заражал бы человека! Мы стремимся получить бактерии наибольшей вирулентности, чтобы даже наименьшее их количество давало ожидаемый военный эффект».
Стоял март 1944 года. Рейхсарцтефюрер Блюменталь и его помощник Гейман в сопровождении нескольких наиболее опытных врачей вылетели из Познани на Полесье. Обстановка на этом участке фронта была крайне тяжелой. Они прибыли в Белоруссию по приказу рейхсмаршала Геринга. Командующий армией генерал-полковник барон фон Штрибке, подтянутый и энергичный человек лет пятидесяти, крепко пожал руки профессорам и пригласил их в уютный блиндаж. «Пора применять бактериологическое оружие, хотя бы локально. Сыпной тиф может создать эпидемический котел, задержав наступление русских на какое-то время! Мы применим бактериологические средства и вызовем в рядах противника эпидемию. Причем сыпной тиф мы напустим на людей не через естественные пути передачи - через вшей, а со специальных самолетов. Будем распылять сухую и жидкую рецептуру - риккетинозную. Для этой цели будет создан мощный концлагерь, в который в короткий срок сгонят тысяч тридцать местного населения - стариков, нетрудоспособных женщин, детей. Лагерь будет на болоте. Распылим с самолетов возбудителей сыпного тифа, а недели через две созревшая эпидемия перекинется на наступающие соединения 1-го Белорусского фронта. Русские войска неизбежно войдут в контакт с заключенными. У согнанных в холодное болото людей, не имеющих мыла, чистого белья, горячей воды, вшивость разовьется в таком количестве, что захлестнет всех вступивших с ними в контакт. В середине марта войска нашей армии отойдут из района Озаричи на Запад, на заранее подготовленные рубежи, а солдаты наступающих частей Рокоссовского начнут падать, как листья осенью!»
Тут же по предложению Геймана была принята поправка о создании трех лагерей. Образовалась система концлагерей уничтожения, получившая название «концлагерь Озаричи», что в Калинковичском районе Гомельской области.
Он состоял из трех специальных концентрационных лагерей, в которых находилось свыше 33 тысяч людей. Эти лагеря размещались: первый - на болоте у поселка Дербь, второй - в двух километрах северо-западнее местечка Озаричи, третий - на болоте в двух километрах западнее деревни «Подосинник» (из сообщения Чрезвычайной государственной комиссии об Озаричских лагерях №73 от 30 апреля 1944 года).
Расчет фашистов был такой: лагеря находились между линиями фронтов, и начни Советская армия атаковать, погибло бы в первую очередь мирное население. И второе: при освобождении лагерей советская армия неминуемо попала бы в самый очаг болезней - заболеют бойцы, нужно будет лечить мирное население. То обстоятельство, что «живой щит» Озаричских лагерей насчитывал до 55 тысяч мирных граждан, было лишь на руку гитлеровцам. Расчет фашистов оказался верным.
Перед отправкой в концентрационные лагеря, объединенные под общим названием «Озаричи», людей под предлогом отселения из прифронтовой зоны доставляли в так называемые пересылочные пункты, расположенные на станциях Рабкор, Старушки и Красный Берег, а также в окрестности деревни Микуль-Городок. По свидетельствам очевидцев, уже в пересылочных пунктах становилось понятно, о каком «отселении» шла речь. Перед входом на отгороженную колючей проволокой территорию у пригнанных отнимали собранные в спешке вещи, документы и продукты, оставив только одежду. В этих лагерях людей держали от 2-5 суток, а затем строили в колонны и гнали вглубь лесов и болот-до самих концлагерей. По обеим сторонам людского потока шли конвоиры с собаками, и тех, кто выходил из строя на обочину, просто расстреливали. Такая же участь ожидала и тех, кто не мог идти. По многочисленным свидетельствам очевидцев, дорога в «Озаричи» была усеяна трупами. Вскоре трупами умерших от болезней и замерзших людей были усеяны уже лагеря «Озаричи». Многочисленные свидетельства тех дней указывают на то, что ежедневно в каждом из трех лагерей смерти «Озаричи» погибало от 70 до 100 человек. На территории лагерей запрещалось перемещаться, рубить ветви, известны даже случаи минирования хвороста. За нарушение запретов людей били палками, в иных случаях расстреливали. Хлеб привозили раз в трое суток, его бросали через ограждение или разбрасывали по лагерю. Очевидцы рассказывают, что узники гибли и в давке за хлебом....

1.2.Мы все еще помним

Рассказывает бывший узник Озаричского концлагеря Иван Осадчий, уроженец деревни Углы Октябрьского района (в 1944 году ему было 13 лет):
«В первых числах марта 1944 я заболел тифом. Когда в деревню приехали немцы, я болел уже 6 дней. Они на машинах с тентами ездили и собирали людей по деревне. Нам сказали, что будут нас отселять из прифронтовой зоны. С собой разрешалось брать все. Люди брали одежду, продукты. Всем приказали выйти к воротам своего дома и ждать подъезда автомобилей. Мать стала плакать и умолять, чтобы меня не увозили, ведь я был болен. Но немецкое командование с просьбами не считалось. Меня на одеяле вынесли и погрузили в машину. Всего нас вывезли около 50 человек. Вначале привезли в сборный лагерь Микуль-Городок (в районе д. Дуброва), там у нас все отняли, кто смог спрятать в карманах крупы и пшено, то и осталось. В этом лагере мы находились 2 дня.10 марта нас пешими колоннами погнали в "Озаричи". Мне было плохо, мать пыталась посадить меня на телегу. Но офицер сбросил меня с телеги, так как я был уже взрослый, а на гужевом транспорте везли грудных и малых детей. Мать снова стала просить и плакать, говорить, что я больной. Меня все-таки посадили на телегу, сам бы я не дошел. Ведь это около 15 километров, гнали по слякоти. Отчетливо помню момент, когда подошли к лагерю. Это было страшно. Возле ворот огромное скопление людей, которых загоняют прикладами, натравливают собак.
Когда люди заходили в лагерь, многие вздыхали с облегчением. Все настолько устали, а здесь поняли, что все, больше идти никуда не нужно. Помню, как со всех сторон слышался треск ломающихся веток, люди стелили ветки и тут же падали на них. Что из себя представлял лагерь? Это территория, на которой не было никаких построек, заболоченное мелколесье. Все окружено забором в 5 или 6 рядов колючей проволоки. По углам вышки с часовыми. Немцы соблюдали строжайшие меры конспирации: рядом был фронт, поэтому костры палить не разрешалось, рубить ветки деревьев тоже, хотя топоров у нас все равно не было. Попав в лагерь, люди старались найти место повыше и посуше, но это было сложно. Голод был страшный. Хлеб за время нашего там пребывания привезли только один раз. Называется он эрзац, горький, сделан, как позже выяснилось, из березовых опилок и овсяной муки. К ограждению подъезжал грузовой автомобиль, и немцы из кузова бросали этот хлеб нам: кто мог - схватил, кто - нет. Воду пили из проталин, здесь же кругом лежали трупы умерших людей. Сами понимаете - какие это условия. Земля почти везде была покрыта жидкой фекальной массой. Все это способствовало распространению болезней, прежде всего - сыпного тифа. Как я позже выяснил, для заражения в лагеря специально привезли около 1000 больных тифом из жлобинской больницы. Каждый день умирало от 70 до 100 человек. В ночь с 16 на 17 марта немцы сняли охрану и оставили лагерь. Сами, как я позже узнал, отступили на 10 километров. Получилось так, что с 16 по 19 марта заминированные со всех сторон лагеря ни кем не контролировались. И только 18 марта разведка стала докладывать по инстанции о том, что на болотах обнаружены лагеря смерти. Двое из пяти членов нашей семьи - бабушка и брат - умерли в лагере. Из пятидесяти человек из нашей деревни домой не вернулись 18- в основном, дети».
Рассказывает бывший узник Озаричского концлагеря Михаил Поркалов, уроженец деревни Мольча (в 1944 году ему было 11 лет):
«В начале нас привезли на сортировочный пункт Рабкор. Там у нас отобрали всю одежду, у людей проверяли рты - искали золотые коронки. Если находили, то людей отводили в сторону. Все вещи, которые люди взяли с собой отбирались или срезались ножами, разрешалась только одежда и небольшие котомки. В лагерь мы пришли 8-го марта. Перед нами предстала страшная картина, потому что там уже были люди, кругом много трупов. Одежды у людей было мало, я думаю, это делалось для того, чтобы большее число заразилось тифом. Погода этому также способствовала. Ослабший организм поражался очень быстро. Каждый день умирало около ста человек, их люди стягивали в специальный ров, который я обнаружил только тогда, когда мы стали выбираться из лагеря. Передвигаться по территории запрещалось, подходить близко к забору также запрещалось, часовые стреляли без предупреждения. Согревались мы, прижимаясь друг к другу. У нас была большая семья: пять взрослых и десять детей. В метре от нас была другая семья, но ни мы, ни взрослые практически не разговаривали друг с другом. Никто не имел ни малейшего представления, где мы находимся, где наша армия... Все думали только о том, как выжить. Утром 18 марта мы обнаружили, что охраны лагеря больше нет, немцы ушли. Некоторые кинулись к проволоке, к воротам, но там все было заминировано, очень много людей погибло. Никто не знал, где проход, но люди бежали из лагеря, как из ада, никто не думал о минах. Вскоре мы увидели разведчиков. Когда вышли из лагеря, думали, что все закончилось, но радость освобождения очень скоро была омрачена смертью самых маленьких детей, которые умирали в госпиталях один за другим.8 детей из нашей большой семьи умерли от тифа».

1.3.Кошмар закончился

Время существования Озаричского концлагеря было коротким - в ночь с 18 на 19 марта фашисты покинули его.
Рассказывает бывший узник Озарического концлагеря Михаил Поркалов:
«...утром 18 марта мы обнаружили, что охраны лагеря больше нет, немцы ушли. Некоторые кинулись к проволоке, к воротам, но там все было заминировано, очень много людей погибло. Никто не знал, где проход, но люди бежали из лагеря, как из ада, никто не думал о минах. Вскоре мы увидели разведчиков. Когда вышли из лагеря, думали, что все закончилось, но радость освобождения очень скоро была омрачена смертью самых маленьких детей, которые умирали в госпиталях один за другим.8 детей из нашей большой семьи умерли от тифа».
Генерал армии П.И. Батов в книге «В походах и боях» пишет:
«В марте 1944 года на рубеже севернее Озаричей и далее в сторону Паричей на болотах разведчики 37-ой гвардейской дивизии обнаружили три лагеря смерти, созданные гитлеровским командованием. Там томились и умирали тысячи советских граждан – преимущественно старики, женщины, дети. История этих лагерей – одно из самых гнусных злодеяний фашистских захватчиков, совершенных в годы войны на белорусской земле».
Уже в первые дни после освобождения концлагеря было установлено, что даже несколько дней, проведенных в нем, стоили жизни около 9 тысячам человек, военные медики выявили и направили в медицинские учреждения более 5 тысяч больных, в том числе 2085 сыпнотифозных,1437 страдающих алиментарной дистрофией и 125-острой бациллярной дизентерией. Правительственная комиссия Белоруссии и армейская судебно-медицинская экспертная комиссия установили, что войска 65-ой армии спасли от неминуемой гибели 33480 женщин, стариков и детей (там были и грудные). Были созданы карантинные зоны, развернуто 25 полевых госпиталей, куда срочно направили медиков из трёх армий. Было зарегистрировано около 700 случаев сыпного тифа в результате контакта освобожденных с местным населением. Болезнь не обошла и армию: из 3 тысяч человек личного состава, что привлекались к оказанию медицинской помощи и проведению противоэпидемических мероприятий среди населения, около 8 процентов, несмотря на предупредительные меры, заразились и переболели сыпным тифом. Что касается 19-го корпуса 65-ой армии, возглавляемого генералом Д.И.Самарским, то его пришлось вывести даже во второй эшелон. Но Красная Армия от этого не стала слабее, что и подтвердило успешное проведение стратегической операции «Багратион», начавшейся как раз после освобождения Озаричского лагеря.